ЧТОБЫ ПОЛЮБИТЬ РОДИНУ, НАДО ПОЗНАТЬ ЕЕ. Н.К. РЕРИХ

воскресенье, 30 ноября 2014 г.

ПРЕДАНЬЯ ДРЕВНЕЙ КОЛЫВАНИ

Новый год в Таллинне — праздник относительно «молодой»: вплоть до середины минувшего столетия по своему масштабу он значительно уступал Рождеству.
Но творцов городского фольклора, того, что принято называть «современ­ным» или даже «авторским», магия смены календарной даты привлекала неизменно.

Рожденные литераторами и жур­налистами легенды стали по большей части достоянием истории. Но вполне ли заслужено?
Диалоги с водяным
«Когда новогодней полночи весь Таллинн дожидался,
Один молодой ремесленник на улице замечтался…»
Опубликованная в 1947 году поэма Деборы Вааранди «Старец из Юлемисте и юный градостроитель», несмотря на вполне сказочный зачин, повествует не о седой старине, а о будущем — ско­ром и светлом: о реализации генплана развития столицы ЭССР.
«Презентацию» зарифмованного градостроительного документа поэтес­са «поручила» ученику строительного ПТУ. А в собеседники ему определила легендарного водяного, давно уже оза­боченного тем, когда же, наконец, город будет построен и его с чистой совестью можно будет затопить.
Вааранди «реабилитировала» мифо­логического персонажа: своему юному знакомцу он жалуется, что легенды его оклеветали зря. Если у него когда и возникало желание спустить воды Юлемисте — так исключительно во времена нацистской оккупации. А так он -т- мирный хранитель городской старины и ничего против горожан не имеет. Волей поэтессы Озёрный старец не только подобрел, но и изменил время своей ежедневной «инспекции» Таллинна: со времен Крейцвальда было известно, что к городским воротам он выходит исключительно летом — на Яанову ночь.
Вот уже полвека временем пробуж­дения Старца из Юлемисте считают зиму—Новый год или рождественский сочельник. Благодаря Деборе Вааранди и ее подзабытому произведению.
Так что если встретите его под елкой на Ратушной площади невзначай — не удивляйтесь: последние полвека он персонаж сугубо новогодний.
Тени прошлого
Сто лет тому назад елку на Ратушной площади не устанавливали, но одним из центров новогоднего веселья тог­дашний Большой рынок безусловно был.
Основное празднование проис­ходило в стенах Морского офицерского собрания — нынешнего Дома учителя. Но находились и те, кто специально приходил на площадь — послушать бой ратушных часов.
В самой ратуше — на тот момент, разумеется, в городской Думе — встречать наступающий Новый год собирались, если верить газетным фельетонистам, исключительно при­видения: призраки «отцов города» былых времен.
Последний раз под сводами Маги­стратского зала они собрались 31 дека­бря 1904 года. Праздник их выдался не­веселым: тени в напудренных париках оплакивали поражение остзейцев на прошедших две недели тому назад вы­борах ревельского самоуправления.
«Уходит год, и нам пора уходить!»
— цитировал их «подслушанный» раз­говор на страницах тартуской газеты «Уудисед» Эдуард Вильде, приветствуя победу эстонско-русского блока из­бирателей.
Будущий классик как в воду глядел: минуло всего полтора года, и пост главы муниципалитета впервые в таллиннской истории занял эстонец — инженер Вольдемар Лендер.
  
Своим чередом
На рубеже ХIХ-ХХ столетий в ново­годнюю ночь на злободневные темы не упускали возможности поговорить не только былые горожане, но и… памят­ники таллиннской архитектуры.
«Часы на Вышгородской кирхе начали бить грозное число 12, — писали сто двадцать лет тому назад «Ревельские известия». — Одна за другой стали проспаться от глубокого сна городские башни, церкви и щип­цы. Раз в год просыпаются столетние старики посмотреть, что поделывает их дорогой Ревель.
Первым очнулся Высокий Герман, красавец Вышгорода. Стряхнул с себя снег, огляделся направо и налево, повернулся в сторону Толстой Марга­риты. Сделал изящный поклон и про­молвил: «Высокочтимая Маргарита! Позвольте выразить вам сердечнейшее поздравление с наступившим 1893 годом!»
К обмену поздравлениями вскоре подключились ратуша, увесели­тельные сады на бывших бастионах, дворянские особняки Верхнего горо­да, построенный в уходившем году портовый элеватор, Белый и Красный маяки, и даже такой неблизкий объ­ект, как руины монастыря Святой Биргитты.
Каждый из них наперебой делился впечатлениями минувшего года и ново­годними ожиданиями. Извечный спор между оптимистами и пессимистами зашел так далеко, что «закружилась метель, посыпал снег, и проснулся пре­старелый патриарх Ревеля — дедушка Олав».
Новогодний прогноз его оказался по-стариковски рассудительным: раз в городе «конка ходит, газеты издаются, театров и развлечений — сколько угод­но, а недавно даже фотографическую выставку провели» — значит, все в Ревеле идет своим чередом.
«Полк новый пришел — значит, войны бояться нечего», — изрек древ­ний храм прежде, чем погрузиться в сон до следующей новогодней ночи.

Кот в мешке
Листая старые газеты, невольно за­мечаешь: авторам новогодних легенд самая высокая из таллиннских церк­вей импонировала явно.
Взять, например, выходящую на улицу Пикк стену т.н. Мариинской капеллы, которую украшает вырезан­ный из камня кенотаф «спонсора» ее строительства: купца Ханса Павелса.
Автовладелец, припарковавший свою машину в укромном закутке двора церкви Олевисте, вероятно, и не догадывается, что замурованная арка по соседству — врата в полное сокровищ подземелье, которые открываются в новогоднюю полночь.По соседству с ней располагается неглубокая ниша. В средние века в ней, вероятно, находился деревянный алтарь или же роспись. Пережить иконоборчество времен реформации им не посчастливилось. Но место, где она располагалась, послужило источником вдохновения для автора очередного «древнего предания».

«Преданье древней Колывани
Прикрас причудливых полно.
Примерно так звучит оно:
«В конце тринадцатого века
По воле грозной человека
Воздвигнут в Ревеле был храм.
Есть в храме ниша. Ходят слухи
Что в Новый год нечетный духи
В глухую полночь бродят там»
— сообщали в 1912 году «Ревельские известия»
Далее, тем же стихотворным раз­мером, газета рассказывала о том, что ровно в полночь замурованная много веков тому назад дверь распа­хивается, открывая путь к несметным сокровищам. Правда заполучить их сможет лишь тот, кто наготове из­ловит «кота шерсти черной», посадит его в мешок и не побоится шагнуть в открывшийся лабиринт.
 В подземелье смельчака ждет «ста­рец низкий и седой». Если отдать ему мешок с котом, в обмен он даст точно такой же — но наполненный золотом. Причем золото это не обычное — тра­тить его можно исключительно не на пороки, а на добрые дела, зато хватит его до самой смерти.
Самое главное при этом — до­нести подарок обитателя церковного подземелья на поверхность: нечистая сила будет всячески мешать искателю сокровищ. Стоит ему смалодушничать и оглянуться — и золото в мешке пре­вратится в груду костей.
«Ночь… Вьюга, бушевавшая не­сколько дней, стихла. Остались только высокие снежные сугробы, да тихо па­дал снег, освещаемый кое-где желтым светом газовых фонарей.
Сильный мороз щиплет лицо; небо растянулось черным непроницаемым покровом над городом. Тихо и пустын­но на улицах. Приближается Новый год. И дома, сидящая за столом семья, и поздние прохожие—все с некоторой тревогой посматривают на часы: оста­лось всего-то несколько минут…»
Можно сколько угодно говорить, что газетный жанр «новогодней легенды» наивен и старомоден, по большому счету это так. Но разве чувства, которые заставляли браться за перо авторов этих «древних преданий», не близки нам — жителям магического города Таллинна начала третьего тысячелетия?!
Йосеф Кац
«Столица»